– Какие обстоятельства? – резко спросил Чудоу.
Несколько более драматично, чем требовалось (он мне тут же понравился), Слифф снял котелок и прижал его к груди.
– Мы обнаружили пропавшую женщину.
– Надеюсь, она жива и здорова, – сказала Белла.
– Нет, мисс, – ответил инспектор. – Мертва.
Вот так обстоят дела. Мертва. Ее раздувшееся тело подняли из Темзы, и хотя крысы поработали над ее лицом, по платью, ридикюлю и найденным при ней личным вещам муж опознал тело. Как же это все было утомительно.
Бедняге Чудоу предъявили официальное обвинение в убийстве, и, пообещав все, что мог, я добился разрешения навестить его. Конечно же я не смогу уехать в Италию в такой момент, сказал я ему. И не успокоюсь, пока его доброе имя не будет восстановлено. Ну и тому подобная чушь.
Я пропустил свой корабль до Неаполя и позже, в тот же день, ускользнул, чтобы повидаться с аскетичным банкиром, мистером Летни Ноучем.
– Мистер Бокс, разве Скотланд-Ярд поручал вам это дело? – категорично прошипел он. – Не вижу причин, по которым вы смеете совать сюда свой чертов нос.
И мистер Летни Ноуч холодно посмотрел на меня; я сидел напротив него, в его уродливом, забитом мебелью норвудском доме. Я умоляюще простер к нему руки.
– Дело лишь в том, что я убежден в невиновности мистера Чудоу и его непричастности к этому преступлению и хочу помочь ему – я найду того, кто виновен в этом преступлении, и он предстанет перед законом. – Ноуч слегка кивнул, и я продолжил: – Вы не могли бы рассказать мне, как ваша жена стала посещать занятия мистера Чудоу.
Ноуч на мгновение задумался.
– Меня пришлось убеждать, мистер Бокс, и я не стыжусь в этом признаться. – Он положил руки на набалдашник трости и подался вперед, как священник за кафедрой. – Я считаю, что место женщины – рядом с мужем. Однако приятно, когда леди немного разбирается в музыке, французском… рисовании.
– Такое ощущение, что ваша жена училась на провинциальную гувернантку.
– Я всего лишь пытался ее уберечь, – огрызнулся он. – Ее дефект… ну, вы понимаете. Она бы не вынесла этих насмешек и того, что все отводят взгляды…
– Но в конечном итоге вы уступили, как бы это назвать, женской эмансипации.
Ноуч холодно посмотрел на меня.
– Она очень настаивала. Честно говоря, я был удивлен. Она никогда не интересовалась живописью. Но в конце концов я подумал, что перемены пойдут ей на пользу. – Он закрыл глаза. – Как я был глуп. Но в ней есть… было… какое-то упрямство, которое я очень хотел искоренить. Последствия той нездоровой вседозволенности, которую давал ей первый муж.
Я вздернул голову:
– Первый муж?
– Вольнодумец. Ей очень повезло, что он умер.
Я тяжело вздохнул.
– Насколько я понимаю, мистер Ноуч, нет причин полагать, что ваша жена просто так вышла из студии Чудоу вскоре после того, как вы покинули ее.
– И куда же она пошла?
– Куда вы не разрешали ей ходить раньше.
Бледное лицо Ноуча начало багроветь.
– На что вы, черт подери, намекаете?
Я успокаивающе махнул рукой.
– Всего лишь мысли вслух. Теперь, если это возможно – я понимаю, что сейчас оскорбить ваши чувства очень легко. – не могли бы вы рассказать, как ваша жена получила эти увечья.
– Полиция сказала мне, что… крысы…
– Нет, нет, старые увечья.
Лицо банкира было невозмутимо.
– Пожар.
– В дни юности?
– Да. Думаю, тогда ей было двадцать семь или двадцать восемь.
– Вы тогда не были знакомы?
– Боже милостивый, нет. Мы поженились два или три года спустя. На самом деле у нас вскоре должна была состояться годовщина свадьбы.
Он полез в жилетный карман и через мгновение достал оттуда маленький сверток из папиросной бумаги. Развернув его на столе передо мной, он достал скромно инкрустированные сережки.
– Это должно было стать моим подарком. Думаю, мне удастся потребовать деньги обратно.
Он слегка шмыгнул носом и убрал сережки в карман. Я продолжал гнуть свою линию:
– Как вы познакомились?
– Когда ее первый муж погиб за границей, моя фирма послала меня консультировать ее по финансовым вопросам. Мы… привязались друг к другу. Однажды я предложил ей выйти за меня замуж, и она согласилась. Это было весьма удобное соглашение.
Интересно, банковские ссуды в его изложении звучат столь же привлекательно?
Я вернулся домой и поразился, увидев Далилу, которая ждала меня рядом с домом, в брогаме.
– Вечыр, сыр. С прыветым от мистыра Рейнылдса. Он слыхал о быде мистыра Чудыу и спрашывыйт, можт ли как-ты пымочь.
– Весьма любезно с его стороны. Я очень рад видеть тебя в добром здравии, Далила. Позавчера ты заставила нас понервничать, знаешь ли.
Я открыл дверь дома № 9, а она слезла с козел.
– Не. Все ж знайт, что я быссмертныя, сыр. – И она смачно фыркнула. – Еслы не ытрезть мне голыву и не выгнать кол в сердцы, я ыще пыкопчу небы пару лет.
Мы вошли, а через мгновение я резко остановился, потому что мощная рука Далилы преградила мне путь, Дверь гостиной была приоткрыта. Что-то не так.
– В чем дело? – прошептал я, озираясь по сторонам.
Далила наклонилась и подобрала картонный тубус, лежавший на пробковой циновке в коридоре. Один конец тубуса был странным образом деформирован, как будто его разодрали зубами.
Моя Домработйица сделала шаг вперед, затем махнула рукой, и мы тихо вошли в комнату.
Я замер. На полу в окружении разбросанных писем покоилось тело почтальона в мундире – он выбыл, как адресат, в самом буквальном смысле.
– Нычво сыбе! Тольк гляньть на рожу-то! – выдохнула Далила. Кожа на лице почтальона вздулась и ужасно воспалилась – к тому же она была черной, почти как его ботинки. – Думыйте, ыго сыседский фыраон впыстил?