Передо мной возникло здание ядовито-желтого цвета, и я успел мельком разглядеть отблески жаркого солнца и сапфировое небо, а потом меня внесли в фойе. Я, как мне показалось, бесконечно долго стоял в неожиданной темноте, пошатываясь, пока консьерж улаживал все детали, но вскоре мне помогли зайти в прохладный лифт, и я вознесся вверх, в убежище своего номера.
Коридорный открыл дверь, я, спотыкаясь, прошел мимо него и благодарно рухнул на кровать. Проваливаясь в благословенный сон, я видел, как он опускает шторы и как исчезают большие пятна слепящего света.
Пришел сон, а за ним – еще сон.
Мне снились открытые гробы и вываливающиеся оттуда чучела, погоня на кэбах по пейзажам, висящим на стене у Чудоу, и огромная толпа женщин с вуалями, разматывающих окровавленные бинты, которыми обмотаны их головы, в какой-то Саломееподобной вакханалии.
Проснувшись, как мне показалось, через несколько месяцев, я обнаружил, что в моей комнате прохладно и темно. Я решил, что за мной из снов явилась одна из женщин с вуалью и это развевается на ветру ее одеяние, похожее на саван. Сев на кровати, я понял, что это занавеска.
Чувствуя себя значительно лучше и голоднее, я поднял шторы и стал смотреть на гавань. Меня омывал теплый воздух, ароматный, как ладан. Погода – которая была ужасной на протяжении всего пути – исправилась, явив моему взору восхитительное синее небо и огромное жаркое солнце. Широкая дорога перед моим отелем была запружена экипажами и прогуливающимися парочками, белые зонтики почти нестерпимо блестели на солнце. Рядом возвышался уродливый Castell dell'Ovo, и с его каменного основания тощие и коричневые от загара мальчишки-рыбаки, юркие, как угри, ныряли в морскую пену.
Над всем этим вполне естественно возвышался великий вулкан Везувий – фантастический расплывчатый голубоватый фантом, подножия зеленели, о том, где вершина, можно было догадаться лишь по слабой струйке дыма – она была будто сигнал из трубы Ватикана.
Прикрыв глаза от ослепительного света и глубоко вздохнув, я достал из жилетного кармана брегет и довольно улыбнулся. В полдень я должен встретиться с Мезозоем Нечеллом, а значит, у меня достаточно времени, чтобы принять ванну и переодеться. Я распаковал вещи и разложил свои щетки и одеколоны на комоде. По сентиментальным соображениям я привез с собой цинкового улана, которого в тот незабываемый день рисовала Белла. Он будет напоминать мне об этой прелестной девушке, пока я не закончу это любопытное дело и не вернусь к ней.
Лучше всего мне всегда думается в ванной. Пар клубился вокруг моих ушей, а я размышлял о последних событиях. Как ты, наверное, уже догадался, дорогой читатель, дуче Тьеполо действительно оказался тем самым джентльменом, о котором говорила мисс Китти Хлёст, и за этой подменой стоял он. Но люди инспектора Слиффа, приехав, обнаружили, что дом закрыт и покинут. И все это дело могло бы быть никоим образом не связано с делом профессоров, если бы не тот факт, что миссис Ноуч некогда была замужем за Максвеллом Моррэйном. Но каким, черт возьми, образом я должен распутать этот дьявольский клубок?
Пару часов спустя, выглядя просто неотразимо в новом сером костюме, я спустился в фойе и отправился на прогулку по старому Неаполю.
Свежий морской воздух и солнечные лучи на моем лице казались освежающей маской после зловония Лондона, и я, неспешно прогуливаясь по бурлящему городу, прошел мимо наклонившегося полумесяца церкви Бьянчи и сел за столик в кафе «Гамбринус» – я весьма полюбил этот роскошный оплот экстравагантности еще в мой предыдущий визит в Неаполь. Ах, каким зеленым юнцом тогда я был! Я вспомнил ослепительный интерьер, зал, увешанный зеркалами, фантастические пирожные и черный кофе с горчинкой, Ги де Мопассана, который ссорился с официантом из-за счета, и конечно же о том, как была предотвращена попытка покушения на принца Уэльского, которому хотели принести отравленную меренгу. Это был один из первых моих триумфов.
Кафе выходило окнами на оперу и площадь, где вовсю кипела жизнь. Ухмыляющийся продавец gelati торговал фруктовым мороженым в нескольких футах от меня; зубы его были буры и сломаны. Грязные беспризорники, истерично смеющиеся и назойливые, как москиты, доводили посетителей до белого каления. В Опере репетировали какую-то арию, и эта мелодия парила над всем: чудесный баритон как-то идеально сочетался с запахом свежих булочек и кофе.
Я достал старую книгу, которую Чудоу прислал мне как приманку для Софисма, и только успел заказать pressé у толстого официанта, как появился Нечелл. Он меня поприветствовал и тут же споткнулся о стул. Рукопожатие у него было слабым, как у грудного младенца. Нечелл, без сомнения, из тех людей, которых можно назвать Прирожденными Тюфяками.
– Мистер Бокс, я так рад вас видеть! Джошуа Рейнолдс телеграфировал мне, чтобы сообщить, что вы уже едете. Идете по горячим следам убийцы Дурэ, не так ли?
– Возможно. Вы выяснили, откуда бумага?
– Да. «Н. в К.В.» было написано на первоклассной писчей бумаге отеля «Везувий».
– Но вы ведь живете в этом городе – так что Дурэ делал в гостинице?
Нечелл пожал плечами:
– Понятия не имею. Может быть, следил за кем-нибудь? – Он возбужденно потер руки. – Вы должны позволить мне стать вашим проводником, мистер Бокс! Я могу использовать каждую крупицу моих знаний о местных…
– Ваши контакты мне очень пригодятся, Нечелл, – сказал я, прихлебывая свой pressé. – Я хочу знать все о действиях одной женщины и ее мужа – они жили здесь в семидесятых годах.
– Понятно. – Он достал блокнот и ручку. – Их имена?