Клуб «Везувий» - Страница 3

Через двадцать минут меня высадили невдалеке от названного мною увеселительного заведения, и я двинулся к его фасаду, напоминающему разложившийся свадебный торт. Дверь мне приоткрыла какая-то грязнуля и позволила мельком осмотреть ее формы. Небрежно упакованная в пестрый восточный халат, она походила на измученную оспой дочь султана – одновременно чаровница и сухофрукт.

Я проскользнул в закопченный проем.

– Непотребствует ли тут какое-нибудь отребье, дорогуша? – спросил я.

– Сколько угодно, – пробулькала она, забирая у меня цилиндр и накидку, как это свойственно тем, кто стоит у дверей.

– Великолепно!

«Гранатовые комнаты» – это маленькое, душное помещение, освещаемое тусклыми газовыми рожками, окрашенными в табачный колер, от чего все вокруг приобретает цвет горькой сердцевины поименованного фрукта. Расшатанные деревянные столы замусоривают кармазинные ковры; пролитое шампанское собирается в пузырящиеся лужицы во всяком темном углу. За каждым столом сидело куда больше клиентов, чем столу полезно; большинство – потеющие мужчины в вечерних костюмах или том, что от них осталось, белые жилеты висят на спинках стульев; женщины – а их немало – одеты куда менее респектабельно, некоторые едва ли одеты вообще. Все это было весьма отталкивающе и потому очень мне нравилось.

Подобные заведения появляются на обрюзгшем теле столицы с неотвратимостью триппера, но «Гранатовые комнаты» – случай особый. Похмелье горячечных снов, которыми были Беспутные Девяностые: однажды я заметил в этих душных прокуренных стенах нашего нынешнего монарха, которого «обслуживала» некая французская аристократка сомнительных добродетелей.

Я сел в кресло за единственным свободным столиком и заказал выпивку. Толстая проститутка, сидящая неподалеку, накрашенная как инженю, которую гримировал неопытный гробовщик, начала строить мне глазки. Я изучал свои ногти, пока она не потеряла ко мне интерес. Не выношу полных женщин, а для шлюхи тучность вообще приравнивается к профессионализму. И подруги ее были ничем не лучше.

Я что-то съел, чтобы перебить вкус шампанского, и закурил сигарету, чтобы перебить вкус еды. Я пытался по возможности скрыть тот факт, что пришел в одиночестве. Обедать в одиночку невыносимо. Смердит отчаянием.

С максимумом безразличия, которое я только мог изобразить, я изучал игру света в бокале с шампанским, исподтишка оглядывая публику в надежде обнаружить хоть что-нибудь радующее глаз.

А потом без лишней ажитации в кресло напротив опустилась молодая женщина. В белом атласном платье, с жемчугами на шее и великолепными светлыми волосами, убранными в высокую прическу, она была похожа на одну из тех слегка удлиненных женщин, которых рисовал Сарджент. Я почувствовал, как у меня внизу живота что-то напряглось – это могло оказаться началом несварения, но, скорее всего, было связано с тем, что ее простодушные глаза неотрывно меня изучали.

Я вопросительно поднял брови и бутылку с шампанским. Вы здесь совершенно не к месту, дорогая моя, – сказал я, наполняя ее бокал. – Должен сказать, в «Гранатовых комнатах» таких, как вы, встретишь нечасто.

Она слегка наклонила голову.

– Есть покурить?

Я несколько ошарашенно кивнул и вытащил портсигар. Он у меня плоский, отполированный до блеска и украшен моими инициалами, выгравированными готическим шрифтом, хотя ему никогда не доводилось спасать мою жизнь, приняв на себя пулю. Для этого существуют слуги.

– Армянские или грузинские? – спросил я.

Она взяла длинную черную сигарету – одну из тех, которые лежат в правой части портсигара, – и зажгла спичку о каблук своей элегантной туфельки, прикурив одним быстрым движением.

Ее развязное поведение пришлось мне по душе.

– Боже ж мой, умирала, как курить хотела, – сказало прекрасное видение, поглощая дым глубокими затяжками. – Не возражаете, я возьму одну на потом?

Я махнул рукой:

– Угощайтесь.

Она загребла дюжину сигарет или около того и засунула их за корсет.

– Вы полны сюрпризов, – заметил я.

– Ну да, так и что же? – Она рассмеялась и хрипло закашлялась. – Вы тут один?

Мое представление ее не обмануло. Я налил себе еще шампанского.

– Увы.

Она игриво – иначе не скажешь – оглядела меня сверху донизу.

– Очень жаль. Вы красавчик.

Этого я отрицать не мог.

– Мне нравятся высокие господа, – продолжила она. – Вы иностранец?

Я провел рукой по своим длинным темным волосам.

– Своей комплекцией я обязан по большей части матушке – она наполовину француженка, наполовину славянка – и немного отцу, он британец. А талия – мое личное достижение.

– Хм. Они, должно быть, гордились таким хорошеньким ребенком.

– Одна баронесса как-то сказала мне, что о мои скулы вполне можно порезать запястья.

– Много девушек ради вас умерло, нет?

– Только те, кто не мог ради меня жить.

Она положила подбородок на руку в перчатке.

– Но у вас холодные глаза. Синие, как бутылочки с ядом.

– Ну что вы, право. Прекратите, или мне останется лишь ретироваться. – Я накрыл ее руку своей. – Как вас зовут?

Она покачала головой, выпустив облако дыма и улыбнувшись.

– Мне мое имя не нравится. Я с большим удовольствием услышу ваше.

Я потеребил запонку.

– Габриэль, – ответил я, использовав одно из своих noms de guerre , – Габриэль Рэтчитт.

Моя безымянная красотка задумалась.

– Это имя ангела.

– Я знаю, моя дорогая, – пробормотал я. – И, боюсь, скоро я стану падшим.

II. О действенности убийств по найму

Ночь была жаркой, и кровь моя кипела, так что я не стал тратить время на поездку домой и поближе сошелся со своей новой приятельницей прямо в грязном переулке на задах «Гранатовых комнат». Я очень хорошо помню ее задранные юбки, трущиеся об мой подбородок, и ее прекрасную грудь под моими утонченными белыми руками (о них я уже упоминал). Пока я предавался разврату, мне на глаза попалась афиша, криво приляпанная к мокрой кирпичной стене. Сегодня в мюзик-холле Коллинза играла Нелли Класс. Между этим совокуплением и моей следующей встречей вполне может найтись время успеть ко второму акту.